Алматы — Лондон — Алматы. В многочисленных статьях Википедии Севу Новгородцева представляют как радиоведущего. Но, на мой взгляд, он из категории таких публичных персонажей, которым невозможно дать простое определение. Радиоведущий? — применимо к такой личности, это звучит смехотворно, даже если добавить: известный, выдающийся…Он, скорее, легендарный – легендарный Сева Новгородцев.
Его программы «Рок-посевы» и «Севаоборот» были самыми популярными в русском вещании радио Би-Би-Си. Его знаменитые шутки мгновенно шли в народ – считалось, их сочиняют спецслужбы. В его эфире впервые прозвучали песни группы «Кино» и «Аквариум». Может быть, сравнение не совсем удачное, но я как-то прочитала мнение, что Мадонна сделала для женского движения гораздо больше, чем все феминистки мира вместе взятые. Так вот Сева, на мой взгляд, сделал для развала советской империи если не больше, то не меньше бойцов холодной войны. Хотя сам себя борцом с чем бы то ни было не считает. Принципиально. Такой он – музыкант, журналист, просто сэр Сева Новгородцев.
БИБИСева о журнализме
— Сева, пошел уже четвертый десяток стажу вашей работы на русской службе BBC. За это время много чего произошло, даже страны, на которую вы вещали, больше не существует. Как сильно изменилась за это время журналистика?
— Я вам нарисую картину, что происходило в 1977 году, когда я впервые пришел на работу. Все русские сотрудники занимаются исключительно переводами английских материалов. Поскольку компьютеров нет, материалы три раза в день развозят на специальных тележках мальчики из службы новостей. Привозят редактору, он чиркает большим черным фломастером что не нужно, «не релевантно», как говорили. После этого рассовывает по пишущим машинкам сотрудников, которые блуждают в стиле пасущихся овец, то он здесь, то его нет. Сотрудники садились, переводили, шли в эфир, зачитывали материал, возвращались – и такая круговерть продолжалась в течение дня, недели, года, и так далее до бесконечности.
Первые проблески появились к году 79-му в отделе тематических передач, когда нам на основе уже имеющихся материалов дали что-то такое иногда пописывать. Я помню, свою первую тематическую передачу сделал по знаменитому скандалу – писал Шолохов «Тихий дон» или он текст у какого-то казацкого капитана позаимствовал. Мне надо было составить все в компактной форме, чтобы все было логично и понятно в 25 минут.
Теперь перенесемся в сегодняшний день. Никакого мальчика, никаких тележек. Все материалы на 99,9% сегодня генерируются самими сотрудниками. Это уже автономная журналистская работа, такая, как в любом другом СМИ. С этой точки зрения путь проделан колоссальный.
— Значит, все перемены связаны, в первую очередь, с технологическим прорывом?
— Безусловно, вот возьмем цифровую запись, где нам не нужно уже клеить ленту, замазывать что-то. Все это убыстряет процесс и в конечном итоге влияет на результат.
— А на творческий процесс как повлияла революция машин?
— Насчет творчества не уверен. Я жаловаться не могу. В рамках того, что продюсеры задают, в этих рамках я колеблюсь свободно. Но это скорее роскошь, чем средство передвижения. Потому что, скажем, весь отдел онлайна делает то, что делают рабочие журналисты: обновляют новостное содержание сайта. В этом, наверное, особого восторга нет, поскольку там нет игры, поэзии… Но у нас еще остались три радио программы в рамках которой люди говорят и пишут.
— Как я поняла, ваша программа была первым самостоятельным, творческим продуктом на фоне фактически переводного отдела?
— Я свою творческую свободу зарабатывал тяжелым многолетним трудом. Первая передача в 1977 году была программой поп-музыки. И по жанру человек, объявляющий песню, естественно, говорит от себя. И в те несколько секунд, что можно было, я какие-то мелкие шутки вставлял. И все это развивалось пока, наконец, в 80-ом году не пошли письма – довольно широко – и начальство заинтересовалась, что же там такое, из-за чего такая популярность. А там не всегда соблюдалось редакционное уложение Би-би-си, ну вот со мной поговорили, я сделал выводы и стал такие шутки писать, чтобы уже никто ничего не понял.
И так в течение 26 лет этой музыкальной программы. Потом уже в 1987 году мы скопировали подход английского Би-би-си, взяли за основу программу Start the Week, которая до сего дня выходит утром по понедельникам, и сделали разговорную передачу «Севаоборот» – она просуществовала 19 лет. У меня невольно за эти годы набралась квалификация, я разговаривал примерно с тысячей известнейших людей России, и этот опыт сейчас используется в ежедневной передаче «БиБиСева». Ее девиз — «Новости с человеческим лицом». Мы просто разговариваем с людьми на разные темы.
— Я читала однажды, вы сказали, что на русскую службу Би-би-си раньше принимали кого угодно, но не журналистов. Почему?
— Журналистов тогда просто не было. На дворе стоял 77-й год, люди выезжали кто как мог. Поэтому когда набирали сотрудников для перевода, то они, как правило, оказывались не журналистами. И у нас тут собралась разношерстная публика: врачи, инженеры, спортсмены, саксофонисты… Что с моей точки зрения делало службу более интересной, ведь каждый писал на основе собственного профессионального опыта.
— С одной стороны так, а с другой – может быть, поэтому в 90-е годы вы уступили позиции тому же Эхо Москвы, НТВ?
Мы довели слушателя до какой-то точки, когда страна поняла, что она может жить по своим законам демократии. Дело сделано. Мы продолжаем делать то, что нам положено — беспристрастно докладывать британскую точку зрения, рассказывать о том, что происходит здесь и во всем мире. Жизнь здесь интересна и в интеллектуальном, и в культурном плане, очень много идей, поэтому слушать все равно имеет смысл.
— А нет сожаления, что после падения железного занавеса вы — закономерно — утеряли часть своего культового статуса?
— Знаете, я все свои антисоветские шутки оставил после августа 91-го года. Дело сделано, все – сказал я себе – пусть теперь они там на НТВ шутят. У нас есть своя география, своя позиция – объективно и беспристрастно освещать события. Мы занимаемся культурно-политическим обменом.
Естественно, роль наша уменьшилась, но это не только потому, что Би-би-си растеряло рейтинги из-за того, что здесь не журналисты работают. Ведь такие большие станции вроде «Маяка» тоже растеряли слушателей. Почему? Потому что началось движение независимых станций. Когда я уезжал, их было 10, а сегодня приезжаю – их уже больше 10 тысяч. Естественно, что растащили зрителей по кусочкам. А сейчас еще и интернет появился, он публику и этих радиостанций растаскивает.
— Поэтому сейчас большинство программ русской службы BBC выходит только в онлайне?
— Да, мы сейчас только в онлайне и еще на спутнике (Hotbird).
— Это связано только с экономией?
— Ну это вам лучше поговорить с людьми, которые принимали решение, но разговоры о том, что коротковолновое вещание надо прекращать, велись последние лет 15. Потому что эти ретрансляционные станции использовали старое оборудование, там были какие-то огромные лампы величиной с ведро, которые гудели, калились, перегорали… Все это стоило дикое количество денег.
И поскольку аудитория на коротких волнах осталась где-то в периферийных районах, то из соображений большой стратегии, видимо, было решено делать упор на будущее, на развивающуюся аудиторию, а не на ту, что слушала нас когда-то.
— Ностальгии по тому эфиру нет?
— Каждому овощу свой сезон. Мы свое дело сделали и продолжаем делать, но на более скромном уровне.
— В последнее время растаскивают, как вы выразились, публику не только радийщиков, но и газет и телевидения. А тут еще нашумевший сканадал с медиа-империей Мердока. Закрытие News of the world, которую, кстати, даже в Казахстане почитывали — не показатель ли конца процветания таблоидов?
— Как говорил товарищ Сталин: с построением социализма классовая борьба только усиливается! Вот это абсолютно сталинский принцип. Классовая борьба в Англии до сих пор происходит, но в измененных и скрытых формах. У нас есть общественный сектор, такой как Би-би-си, где люди получают из налоговых поступлений деньги и реализуют их на нужды общества. Есть также капиталистический сектор, к которому принадлежала газета News of the World. Чтобы заработать, там нужно продать как можно больше, а для этого нужны сенсации. Журналисты – чисто профессионально, у них, быть может, не было никаких дурных умыслов – разведывали все про всех. Сенсации добывали. И так получилось, что газета стала очень влиятельной силой.
Таблоидные газеты читает 7 миллионов человек – если помножить на три (потому что каждую газету читает три человека) – то получается 20 миллионов. Треть населения Англии! Таблоиды реально влияют на избирательное понимание, и сознавая такую мощь политики, с ними стали заигрывать. Начиная с Тони Блэра – все ходили к Мердоку в гости. Я уверен, что таким положением дел никто не был доволен, но 20 миллионов человек!
Недавний скандал стал очищающим катарсисом. Общественный сектор, пресса активно подключились с тем, чтобы это влияние человека, который, кстати, даже британского паспорта не имеет, слегка урезать. Я думаю, это получилось. В общем и целом, этот скандал был положительным явлением.
— Как вы относитесь к социальным сетям, так называемым новым медиа? Я следую за вами в твитере и вижу, что вы не очень активны. Пишете только о работе, а нам, может быть, хочется знать, где и с кем вы в данный момент пьете кофе.
— Это продюсеры пишут, я сам не пишу. Я все-таки из другой культуры, мне это общение интернетовское, я там ходил-там был – не очень интересно. Иногда просят какую-нибудь мысль – скажу, а так, в твиттере обычно пишут продюсеры, а я регулярно смотрю, сколько у нас фолловеров – это показатель того идем мы (программа) вверх или вниз, и старательно выписываю цифру на доске фломастером. В Твиттере можно приобрести, ну сколько – 20 тысяч, 30 тысяч? – а я привык к миллионам! (смеется).
<
БИБИСева о нравах
— Вы часто рассказываете, что выехали из Союза по настоянию супруги. У вас сложилась очень удачная для эмигранта судьба. Думаете порой, как бы все сложилось, не послушай вы жену?
— Вряд ли я мог бы сейчас с вами разговаривать. Люди моего поколения или больны или… Уровень стрессов там совсем другой, жизнь гораздо тяжелей. У меня перед отъездом была мечта забиться в какую-нибудь щель и играть на саксофоне. Не знаю, в лучшем случае играл бы сейчас по каким-то клубам, где-то еще работал…
— Но к счастью, вместо такой судьбы – вы кавалер ордена британской империи. Как сами считаете, за какие заслуги?
— Официально написано: за заслуги в радиовещании. Кто выдвигал, как все это происходило, я понятия не имею. Знаю, что процесс шел в полутайном режиме больше двух лет, что комитет по присуждению связывался с бывшими начальниками на предмет «достоен — не достоен». А потом пришло письмо, не соглашусь ли я принять, и в таком духе. Я ответил, что соглашусь и сочту за честь. Речь тут даже не обо мне — процесс был замечен! Значит, та работа которую мы вели на Би-би-си, затронула большие слои населения.
— Вы ощущали себя диссидентом, когда рассказывали в эфире свои знаменитые анекдоты?
— Никогда! Я всегда был музыкантом. Мое отношение с советской властью было не бороться с ней, а не замечать ее, не вступать с ней ни в какие взаимоотношения. У нас такой был подход. Находишь себе работу какую-нибудь, играешь, ездишь на гастроли, на выборах не голосуешь. Не замечаешь этой жизни и идешь с ней параллельно. Это отношение я сохраняю и сейчас. Ни с кем не борюсь, ничего не пропагандирую.
У меня такая теория, что страна определяется суммой понимания его населения. Раньше говорили: каждый народ заслуживает свое правительство – вот этот народ надо поднимать, как только можно. Когда он будет подниматься, то и правительство его поднимется. Это видно даже на примере, нравится или не нравится власть в России, но она все равно на порядок отличается от того, что было лет 30 назад. Вспомните какого-нибудь Черненко или Брежнева, людей совершенно серых, которые имели только политическую хитрость и партийную твердость. А сейчас это умные люди! Путин – блестящий политик, это признают даже его неприятели.
— А про казахстанских политиков что скажете?
— О политиках говорить не буду! Вам тоже нужно народ поднимать, его самосознание. Тогда на уровне этого нового поднятого самосознания народ поймет, что ему, может, то же самое нужно или что-то другое. Но вы поймите, все зависит от этого. И сегодня то, что происходит в арабских странах, все эти восстания, все зависит от самосознания людей. Это огромная сила, которую нельзя списывать. Спящий народ ни на что не годится, с ним будут делать все, что захотят.
— Поднимать самосознание народа – звучит красиво, но как это делается? Вы сами только что сказали, что всегда сознательно устранялись от окружающей действительности.
— У меня такая мысль, что политику политическими лозунгами вы никогда не измените. Мы поднимали самосознание неизвестно чем – рассказами о чем-то интересном, анекдотами, примерами того, как другие люди живут. Это все складывается в так называемую общую культуру.
— И внутреннюю свободу?
Молодежь должна понять свое место в жизни, уяснить, чем она довольна, чем недовольна, какие претензии своему правительству надо предъявлять. Вот к этому надо стремиться, нужно поднимать человека, его уважение к себе. Вы же знаете, что девушка, которую холили-лелеяли, которая выходит из любящей семьи – она уверена в себе. А если ее в детстве унижали, то получается совсем другой вариант.
Вот умерла Эми Уайнхауз, джазовая певица. Я все думал, почему? И понял! Отец покинул семью, когда ей было 12-13 лет. У нее слом психологический произошел, она восприняла это как предательство отца, считала, что он не любит ее, не уважает. И пошло пьянство, курение, булавки в носу, а закончилось все смертью. На примере одной семьи можно видеть настроение поколения. То, что вы заложите сегодня в молодежь, откликнется лет через 30.
— А та молодежь с окраин, что прошлась по улицам английских городов с погромами – ее недолюбили или, как говорил мой дедушка, ремня мало дали?
— Объяснять погромы не возьмусь. Знаю, что молодежь чувствует себя тут вольно — выясняется, что слишком вольно.
— И все же, есть другие причины, кроме набивших оскомину объяснений про безработицу, бедность, эмигрантов? Весь мир обошла фотография участника беспорядков, одетого с ног до головы в Адидас. Эксперты уже говорят о какой-то социальной уникальности: постоянные клиенты модных брендов, одетые в одежду этих брендов, грабили магазины, где продаются эти бренды…
— Начиная с 2008 года, пресса и ТВ ежедневно сообщали, как алчные банкиры ввергли нас в пучину экономических несчастий, из-за которых теперь государству приходится экономить (читай — за счет социальных программ). Плюс — повышение платы за высшее образование, скандалы с парламентариями, которые себе компенсации приписывали. Затем политкорректность: учителей зажали ограничениями, у них практически не осталось методов и средств для наведения дисциплины. Так и накопилось. Кроме того, молодость, жажда приключений… Что мне отрадно, так это поведение британской полиции. Стояли, терпели, сдерживались, дубинками не махали, ждали, пока шпана на камерах внешнего наблюдения засветится, а потом профессионально, методично всех вычислили и забрали, всего больше полутора тысяч только в Лондоне. Смогли сохранить цивилизованную модель, английский образ жизни.
БИБИСева об органах, музыкантах и диссидентах
— Вы работали с Георгием Марковым в соседних кабинетах…
— Да, он работал на этом этаже, в том кабинете, за углом.
— А вы раньше не ощущали опасности, особенно после этого, ставшего печально знаменитым, смертельного укола зонтиком?
— Мне писали угрожающие письма. Я знал, что они идут с почтамта, знал примерно, кто их пишет. На всякий случай стал ездить на велосипеде на работу разными маршрутами, но это продолжалось недолго, и сейчас, оглядываясь назад, я вижу, что это было не серьезно.
— Вас не считали опасным несмотря на просто легендарную популярность? Какая логика у спецслужб на этот счет?
— У спецслужб одна логика – получить бюджет на следующий год! И под это они вам изобретут что угодно: врагов народа, предателей, шпионов. По поводу моих скромных шуток – у меня коробками стоит советская пресса с циничным названием «личная слава №1,2,3,4» и т.д. Там куча статей, где пишут, что «все эти шутки ему сочиняет специальный отдел в разведуправлении». Это я называю «явлением переноса». Если отдел привык работать по определенному образцу, то он уверен, что и остальные так работают. А я здесь сидел в одиночестве, сочинял, давал послушать приятелю на ночной смене – проверял на нем, смешно или нет.
— А сегодня неформальные отношения с органами как складываются, если они есть?
— Мне кажется, мы до сих пор испытываем на себе определенное внимание. Только теперь не надо глушить как раньше или сочинять в газетах поклепы. Я полагаю, что некие сотрудники сидят на дежурстве и пишут нам посты в интернете, в установленном порядке, как реакцию аудитории. Наши коллеги, которые сидят на читке комментариев, говорят: «Мы сразу видим, что с часу до двух плохие комментарии пропали – люди пообедать пошли. А потом бригада возвращается и начинает с новой силой оскорблять, с тем чтобы моральный дух на Би-би-си упал». (смеется) Какая напрасная трата сил!
— Вы ездите в республики бывшего Союза?
— В Украине был, но так особенно никуда не ездил. В Татарстан езжу на фестиваль «Сотворение мира», его делает Макаревич. Поскольку фестиваль международный, им нужна была фигура международная, и они вспомнили обо мне. С удовольствием езжу, там ведь все мои приятели собираются.
— Дружите с рокерами? Какого мнения о современных музыкантах?
— Я не особо их слушаю, только если что-то интересное. Принципиально нового сегодня уже ничего нет. Кроме таких, как Эмми Уайнхауз, которая впитала в себя все старое. Ей отец с детства играл джазовый репертуар, ну там Фрэнка Синатру, и она все это в себя впитала, а потом сделала новое в стиле ретро, и выяснилось, что эта смесь пользуется большой популярностью. Она очень убедительная артистка была, очень.
Кстати, на примере Эми тоже видно, что ничего из ничего не берется, она с 10 лет училась в школе, где детей готовят мюзиклы представлять: танцевать, петь. К 16 годам все поставлено, готовый артист. Ее за буйный характер отчислили, но директриса школы позвонила дирижеру национального джазового оркестра и сказала: у меня девочка была, мы ее отчислили, но ты ее послушай. И она пришла – с сигаретой в зубах, проткнутая вся железом, но когда вышла на сцену, спела так, что всем все стало понятно. И ее сразу взяли.
— В позднем СССР рок-музыканты были больше чем музыканты, они влияли на умы, несли в массы свободолюбивый дух. Сегодня это можно сказать разве что о Шевчуке.
— Шевчук очень порядочный человек, я его очень уважаю. Он ведь никакой политической программы себе не ставит, я с ним разговаривал не один раз. Он говорит: ну что, я как патриот, как честный человек, меня спрашивают, и я не могу это игнорировать. Так что его роль нынешняя естественной, органичной получилась. Он такой трибун. Мне в приватной беседе Гребенщиков как-то сказал: «Он же из Уфы, он же драться привык!». Гребенщиков это сказал с намеком, что он-то в драку не полезет, он ведь питерский. Он, как и я, лучше уйдет в щель, напишет какую-нибудь поэтическую песню, воздействующую на подсознание.
Сева об обывателях и Чуйской долине
— Как-то вы сказали, что в советских автобусах читали книги об Англии – это помогало вам убегать от советской действительности. Что читаете сегодня, в лондонском транспорте?
— Да, привычка читать осталась, только теперь вместо книжки — телефон. Я по-прежнему читаю на английском, и, в основном, литературу 19 века, особенно люблю биографическую литературу. Вот сейчас заканчиваю второй том биографии адмирала Нельсона, написанной в тысяча восемьсот семьдесят каком-то году. То есть автор был гораздо ближе к Нельсону, чем мы сегодня. Источники
были гораздо ближе к оригиналу, потому что автор пользовался письмами, воспоминаниями. И меня такая незамутненная никакой полит-идеологией биографическая литература вполне устраивает.
— Вы, кстати, очень похожи на Нельсона.
— Да, я в шляпе-треуголке на него похож. (улыбается). Вообще, у меня с ним, оказывается, много общих черт, он худой был, седой, не особенно высокий. Он всегда был очень добр со своей командой, всегда старался всех поощрить, я тоже стараюсь это делать. Но отличие его, конечно, в том, что в решительные моменты это был совершенно неостановимый человек. Многие вещи, кстати, вскрываются – его, например, всегда изображают с глазом, завязанным черной повязкой, а на самом деле он никогда эту повязку не носил. У него один глаз действительно не видел – Нельсон повредил глаз песком во время взятия крепости на Сицилии, но внешне он выглядел
совершенно нормально. Вот пример, чтобы понять, что это был за человек: ему при битве при Ниле взрывом оторвало половину скальпа и его отнесли к лекарю, чтобы зашить, а он говорит, — нет, сначала всех раненных, по очереди.
— Вы в советских автобусах стремились убежать, отделиться от сидящих рядом людей с помощью английских книг – вы не любили Homo soveticus?
— Ну конечно, мы и музыку играли такую, что никто не понимал. Для советской интеллигенции вообще важно было отделиться от народа.
— Это правильно?
— Не знаю, правильно или нет, но так было.
— Сейчас такие же умонастроения у большинства образованных, мыслящих людей в моей стране.
— Ну конечно, если народ грубит, зачем с ним общаться. У меня был приятель, через поколение, он младше меня. Так вот он говорит, мы водку уже не пили, для нас это считалось делом зазорным. Я говорю, а как же вы отдыхали? Он отвечает: а мы в Среднюю Азию за коноплей ездили! Я говорю: как так? Он объясняет: а очень просто. Приезжаешь туда, где коноплю сеют, в совхоз, приходишь вечером к трактористу с 2 бутылками; садимся, костер, ужинаем. И когда все в хорошем состоянии, я иду, говорит, с банкой или большим мешком и с плугов, с лемеха ножей соскребаю прямо готовую уже пасту, пыльцу на килограмм. Забил и поехал в Ленинград – на
полгода хватит!
— Сдается мне, он вам чуточку приврал. Как это сеют коноплю?
— Да это же официальные посадки. Конопля же нужна. И для бумаги, и для джутовой промышленности, веревки из нее делают.
— Надо же, вроде недалеко живу от Долины, а впервые слышу. Разве она не естественного происхождения?
— Не-е-ет, есть разновидности, но есть сельхозкультура. Раньше конопляное масло давили – очень хорошая вещь! Чтоб вы знали, Конституция США и Декларация Независимости написаны на марихуановой бумаге. Из конопли сделано, не желтеет. Первые джинсы Lee гарантию давали на срок жизни владельца, полпальца толщиной были, что и не согнешь. Это все марихуана, это все конопля. А веревки – вот Нельсон плавал на парусниках — это все конопля! Хорошая вещь, просто из нее сделали черт знает что. В Америке, кстати, Рэндалф Херст, газетный магнат. У него свои задвиги были, он очень ревновал, что девицы вольно ведут себя, накурившись конопли, и добился запрета через конгресс в 1937 году. А растение же — естественное, как можно запрещать то, что природа дала. Запрещайте производное, если хотите, но растение же природой дано.
— Думаю ваши слова порадуют многих читателей…
— Нет, я не призываю обдалбиваться и курить, потому что сильные последствия. Раком от конопли болеют быстрее, чем от табака, потому что разъедает все внутри. Вот Боб Марли скуривал по фунту в день, так к сорока годам его и не стало.
— А сами баловались этим допингом, ну, исключительно ради творчества?
— На этот вопрос я всегда отвечаю как Билл Клинтон: коноплю один раз курил, но не затягивался! (смеется)
Сева об Англии
— Скажите мне как англофил, Англия меняется? Не становится ли она «уходящей натурой»?
— Англия – замечательная страна, но она постепенно становится равной своему географическому размеру. Это небольшая территория с 60-миллионным населением. Когда-то владела половиной мира, над британской империей не заходило солнце. Сегодня здесь, быть может, не производят тракторов, ну и не надо. Англия генерирует идеи. Понимаете, все новые технологии выходят из некоего тумана. Ведь никто не знает будущего, его надо пробовать, щупать – и здесь английское сознание и вообще американское, израильское, годится для того, чтобы ковать новое.
А приедешь в какую-нибудь провинциальную область, там тебе сразу расскажут, что ты делаешь не правильно, так не бывает и быть не может… К сожалению, есть страны, которые лучших своих людей отторгают. В этом я вижу их главную трагедию. Потому что такие люди неудобны и опасны, у них идеи какие-то, а для стабильности, когда есть труба, и деньги катятся, такие люди не нужны. Пока не
сменится этот климат, пока не будет идеализма, пока не будет желания чего-то такого, чего раньше не было – дело с места не сдвинется. И одни страны будут бежать, вторые идти, а третьи ползти. И никогда ползущий бегущего не догонит.
— И что сделать, чтобы побежали?
— Ну, для начала — девушек отдавать в институт благородных девиц. Молодых людей — в кадетский корпус. Чтобы понимали дисциплину, обхождение, чтобы было понимание чести! Понятие чести в современной России, мне кажется, практически исчезло.
