Казахстанские журналисты Лукпан Ахмедьяров и Рауль Упоров (эти имена знакомы всем, кто знает хоть что-то об издании «Уральская неделя») сделали документальный фильм на непопулярную тему. Если попытаться сформулировать её коротко, это картина о настоящей цене «чёрного золота». И измеряется она не в долларах за баррель. Фильм «По ту сторону нефти» хорош, несмотря на недоработки. Так иногда бывает.
По ту сторону фильма
Иногда кажется, что очень легко разнести в пух и прах работу непрофессиональных кинодокументалистов, особенно если они по призванию слуги печатного слова. Так случилось с изданием «Vласть», которое построило фильм «Полигон» из кирпичиков амбиций и благих намерений, позабыв, что оба ингредиента не работают без понимания телевизионного ремесла.
Но бывают случаи, когда критиковать тяжело, даже несмотря на явные технические огрехи. Из того обстоятельства, что профессиональные недочёты работы меркнут до неразличимости и о них совсем не хочется говорить за явным перевесом достоинств. Конечно, «По ту сторону нефти» технически и режиссёрски прямолинейная, незамысловатая картина, местами снятая чуть ли не на телефон. По сути, это газетный текст, сопровождаемый не фото-, а видеоиллюстрациями.
При этом впечатления от фильма можно описать с помощью образа: когда стоишь на краю бездонной пропасти, захватывающее зрелище сразу же вымывает из памяти, по какой разбитой дороге ты к ней пришёл.
Сейчас модно кичиться тонким эстетизмом и технической подкованностью. Но когда смотришь фильм об исчезающих посёлках близ нефтяных вышек с жителями, страдающими от болезней, от нехватки воды (её, почти бесценную в пустынной местности, тратят на закачку под землю добывающие компании), с соотечественниками, живущими рядом с рукотворными нефтешламовыми болотами, понимаешь, что иногда форма не имеет никакого значения — её просто обесценивает, заслоняет собой содержание.
Пожалуй, в фильме Ахмедьярова-Упорова есть что-то от чистого блогерства — я не только о какой-то с первых минут фильма очевидной заражённости авторов идеей, но и о том: кажется, это осознанные правила игры, в которых дело не в выверенных видеопланах и не в изменяющемся от эпизода к эпизоду качестве «картинки». Принимая «партизанскую стилистику» как допущение, дрожание камеры и мелкие проблемы со звуком я готов простить, потому что, правда, никак не могу вспомнить в деталях сейчас, почти сразу после просмотра, что там было не так.
Получасовая картина надолго отпечатывается в памяти более яркими деталями: верблюд, копающийся на свалке, нищий посёлок без школы, но с медпунктом в режиме работы «два дня в неделю»… И, конечно же, есть главный образ — станок-качалка на скважине (вы все видели этот тип нефтяного насоса), возвратно-поступательные движения которого будто олицетворяют как замкнутый круг проблем, так и неостановимость огромного, равнодушного к судьбам механизма то ли самой этой качалки, то ли механизма большой экономики, оторванной от проблем маленьких людей.
К недостаткам фильма я бы отнёс полное отсутствие представителей власти, несмотря на очевидное: экологические проблемы случаются не только от попустительства добывающих компаний, но и от недостаточного за ними присмотра.
В конце фильма авторы оповещают зрителя, что они обращались в нефтяные компании, но встречаться со съёмочной группой там отказались. Это усиливает чувство безысходности, будто витающее в гоняемой ветром меж домиков из белого ракушечника пыли. Но ремарка как бы уменьшает проблему до претензий к двум организациям и до частного случая экоактивизма. Отсутствием прямых вопросов к представителям власти уменьшение это лишь подчёркивается.
С другой стороны, из фильма в умирающих сёлах Западного Казахстана государство кажется абсолютной абстракцией, которая лишь изредка материализуется в деловитых чиновников для задобрения сельчан дешёвыми подарками — только бы молчали. Поэтому желание дать слово жителям и освободить фильм от возможных ответных уловок пресс-служб и госменеджеров если и не оправданно, то хотя бы понятно.
Фильм делался с нескрываемым критическим настроем. В начале картины за кадром говорится: «Более 20 лет назад власти Казахстана обещали, что добыча этих ресурсов круто изменит жизнь граждан республики», — а завершает ленту песня «Будущего нет» рок-группы «Адаптация». Это слова прямого воздействия на зрителя, которые просятся к объединению в одну фразу: «нам обещали перемены, но будущего нет». В мысли можно разглядеть и политическую позицию авторов, и воззвание к некой идее справедливости, согласно которой обещания надо исполнять, а будущее должно быть только светлым, но точно не с ядовитым запахом потревоженных недр.
Как про Арал
С обобщениями авторов фильма «По ту сторону нефти» можно соглашаться и не соглашаться: можно утверждать, что нефтедоллары всё-таки изменили жизнь казахстанцев (так или иначе), а значит, заявленное обещание было выполнено. Говорить, что посёлки умирают и в нескольких десятках километров от Алматы, не обязательно на западных солончаках.
Но истинная сила документального фильма Лукпана Ахмедьярова и Рауля Упорова даже не в глубине самой проблемы.
В несколько наивной устремлённости авторов к идее справедливости угадывается сильный источник мотивации, явно будораживший их во время создания фильма. Это особое сопереживание родной земле и людям на ней.
Помнится, похожее чувство (да нет, ровно то же самое!) пронизывает фильм Сергея Азимова «Жоктау» о трагедии Аральского моря.
Два фильма, 1989 года и 2020-го, объединяет одна боль. И её неизбывность описывает историю страны, в которой меняются проблемы, но не их природа. Из обоих фильмов сквозит то, что можно назвать «богооставленностью», и лучше слова не подобрать. Потому что оказавшиеся в неблагоприятных, гнетущих условиях люди в этих картинах — лишь погрешность в демографической статистике страны, случайные, тлеющие осколки популяции.
Драма этого забытого меньшинства в фильме «По ту сторону нефти» заключается в том, что относительный оптимизм остальной страны связан тонкими, но прочными нитями с их маленькими и большими бедами. Ахмедьяров и Упоров говорят нам между строк: настоящая стоимость нефти бесконечно выше 60 долларов за баррель.
