Когда-то я уже писал о программе «Большая неделя» на телеканале «Хабар». Тогда проект только набирал ход, и претензий к нему было предостаточно. С тех пор много воды утекло, ведущих — Айгуль Адилову и Ерлана Игисинова — сменил их коллега Дмитрий Олейников (известный по программе «Отдел журналистских расследований» — мой критический отзыв о ней можно прочитать здесь). Повод вспомнить о «Большой неделе» снова появился пару недель назад, когда команда проекта решила подвести итоги пандемического года. Интуиция не подвела: посмотреть в течение этого эфирного часа было на что.
Где был ведущий
«Какие уроки извлекли, чего добились за год? Обо всём этом сегодня поговорим», — обещал в начале программы ведущий Олейников.
Гостей в выпуск подобрали весьма интересных: среди них оказался целый вице-министр здравоохранения Ерлан Киясов. И первое, что бросается в глаза после двух лет, прошедших с момента знакомства с «Большой неделей», — несколько изменённая концепция программы. Гостей шестеро; разделённые на тройки, они стоят у противоположных трибун, чем как бы обеспечивается возможность дискуссии.
В тот день по одну сторону ораторских баррикад оказались, кроме упомянутого Киясова, руководитель столичного инфекционного госпиталя Татьяна Цечоева и директор усть-каменогорской поликлиники Рая Рахимова. Напротив разместились директор Экспертного института Европейского права и прав человека Марат Башимов, экономический обозреватель Денис Кривошеев и правозащитник Чингиз Лепсибаев. И поначалу мизансцена казалась даже привлекательной: теоретически эта «стенка на стенку» таила неплохой телевизионный потенциал — представители системы здравоохранения, в том числе занимающиеся непосредственной медицинской практикой, да с делегатом из центра принятия решений, встретились с «независимыми экспертами», эдакими выразителями чаяний народа. Впрочем, настоящий vox populi здесь тоже был: где-то неподалёку расположилась соведущая Олейникова, Динара Жанбатырова, в течение программы принимающая WhatsApp-сообщения зрителей и изредка озвучивающая некоторые из вопросов.
Однако совсем скоро выяснилось: что-то в этой формуле не так.
https://youtu.be/8Gg_Dv_FA6c
Вынужден констатировать: слабым звеном оказался ведущий Дмитрий Олейников. В «Отделе журналистских расследований», помнится, он прикрывал концептуальные недостатки программы иронией, переусердствовав, правда, с «артурплатоновской» витиеватостью мысли. Но в пределах избранной стилистики у Олейникова получалось-таки сгустить какую-то даже театральную эстетику и продемонстрировать зрителю свой небезынтересный внутренний склад и темперамент. Однако, явившись из интимной атмосферы маленькой студии в залитую светом и полную людьми площадку «Большой недели», Олейников будто вмиг подрастерял харизмы и обесцветился настолько, что иногда казалось: слился с большим фоновым дисплеем. И теперь львиную долю времени предпочитал пассивно поглядывать в планшет и как бы со стороны наблюдать за хаотическим полилогом гостей, лишь изредка напоминая о своём существовании.
Вообще не покидало ощущение: Олейников, иногда просто игнорируемый гостями (а однажды его голос элементарно затерялся в общем многоголосье), просто «отпустил ситуацию» и передал бразды правления спикерам. И оправдать этот нюанс прямоэфирным дискуссионным характером передачи (дескать, гости в споре сами разберутся), конечно же, нельзя. Потому что к рулю в отсутствие кормчего подбираются те, кому с руки. Так, в итоговом «пандемическом выпуске» инициатива беседы часто оказывалась у Дениса Кривошеева, который немалую часть программы направлял дискуссию, вольно выбирая её тематику и тон.
А Дмитрий Олейников в программе время от времени напоминал о себе короткими репликами-комментариями. Примечательно, что они по смыслу словно призваны были осадить увлечённых неудобными вопросами «независимых экспертов».
— Мы на сегодняшний день никак не можем добиться того, чтобы начали полноценно вакцинировать население, если уж говорить о сегодняшнем дне, — озвучивает, например, злободневный вопрос Кривошеев, приводя в пример страны с идущим полным ходом массовым вакцинированием от ковида, в том числе всех желающих.
— Ну это и в планах было, что в начале прививают сотрудников медицинских организаций, — перебивает Олейников гостя, подменяя смысл вопроса: Кривошеев говорил о недостаточности текущей прививочной кампании, ведущий же сосредоточился на исполняемости некоего плана.
В другом эпизоде гости начали было спорить о том, стоит ли Казахстану делиться своей вакциной с сопредельными государствами ещё до достижения отметки в заветные 70 % вакцинированных граждан. Но на чьих-то словах о том, что сначала надо привить всех «своих», а потом обеспечивать «других», Олейников резко прервал обсуждение:
— Коллеги, мы всё-таки собрались поговорить об итогах, да? Что за год произошло? — спохватился он. Интересно, что программа начиналась десяток минут назад с его собственного вопроса о текущей ситуации с коронавирусом в Усть-Каменогорске, и последующее обсуждение проблем в настоящем его всё это время не смущало.
Это был серьёзный недостаток: в течение программы говорили о многом, но ни одну тему по-настоящему развить не удалось, более того, такие попытки словно сознательно пресекались. Другой пример вмешательства создателей программы в набирающую оборот беседу не заставил себя долго ждать.
Кривошеев поднял весьма интересный вопрос. Его интересовало количество больных не ковидом, погибших во время пандемии из-за неоказанной вовремя медпомощи (на фоне переброшенных против «главного врага» ресурсов). Заинтересованный Лепсибаев к нему присоединился и начал было требовать у стоящих напротив госслужащих статистические данные, но тут же был прерван отвечающей за общение с народом Динарой Жанбатыровой: пришло очередное сообщение в мессенджер. Неизвестный интересовался судьбой закупленных в прошлом году передвижных диагностических лабораторий. Вице-министр ответил, что спецтехника действительно была закуплена. Этого авторам программы, по видимому, оказалось достаточно (в оригинальном варианте вопроса, который незадолго до того показали зрителям на экране, автор утверждал, что в своём селе он никаких лабораторий на колёсах не видел; но вице-министру предложили купированную версию, без пикантных подробностей).
Но главное — поднятая Кривошеевым тема о погибших тут же позабылась.
Хорошо помню, что к тому времени я уже пришёл к неутешительному выводу, который оставшаяся часть программы лишь подтвердила.
Как создать видимость обсуждения
«Большая неделя» разочаровала серьёзностью заявленной затеи, реализация которой выдала с потрохами иллюзорность красочной оболочки. Авторам удалось лишь создать видимость обсуждения выученных уроков, успехов и провалов государственного менеджмента в пандемический год. Во время просмотра мне постоянно казалось, что активизируются Олейников и его соведущая неспроста, всячески сглаживая углы и выступая в роли охранителей эфира (а также одной из трибун) от неудобных тем и вопросов. И таким образом обнаруживался дисбаланс: никакой честной «стенка на стенку» не получилось за численным перевесом одной из сторон.
Когда же появлялась реальная возможность избавить шоу от пережёвывания общеизвестной информации, и поднимаемые конкретные проблемы обретали в студии более-менее уверенные очертания, вся эта робкая архитектура рассыпалась тут же карточным домиком из-за какого-то странного бездействия ведущего. Так случилось, например, в показательном для меня эпизоде с участием вице-министра.
Врачи с большим стажем Цечоева и Рахимова затронули проблему краха в республике инфекционной службы:
— Если бы инфекционная эпидемиологическая служба была на высоком уровне, мы бы могли хотя бы прогнозные какие-то говорить… О чём мы сейчас говорим? Инфекционная служба в республике уничтожена. Её нету. Инфекционистов нету. В городе их нету — раз, два, три, — сказала Цечоева.
— Послушаем всё-таки вице-министра, — предоставил слово гостю ведущий.
А Ерлан Киясов вдруг самовольно решил ответить на вопрос Кривошеева, который тот поднимал ещё 15 минут назад (помните, о проблеме неоправданных потерь нековидных больных?). И вице-министр сделал это совершенно беспрепятственно: Олейников в очередной раз будто слился с центральным дисплеем.
— Я на ваше замечание к вопросу, почему мы на тот момент не оказывали больным, которые остро нуждались… Ну вы помните, сегодня уже несколько раз звучало, что был острый дефицит коечного фонда… — начал вице-министр отвечать на вопрос, который на деле и не задавался, потому что вопрошающих интересовала статистика погибших, а не очевидные причинно-следственные связи. И да — о большой проблеме инфекционной службы больше никто не вспоминал, зря Цечоева распиналась.
Надо ли говорить, что вице-министр к тому времени казался мне полноцветным свадебным генералом, которого устроители шоу позвали «для галочки». Что же, у авторов получилось пустить пыль в глаза.
Хорошо запомнилось, как где-то в конце программы ведущий Олейников решил подвести к мажорной ноте. Но получилось плохо, потому что вопрос оказался из рук вон плохо сформулированным. Приведу его дословно:
— Мы постоянно чем-то недовольны. То плохо, это плохо. Но давайте представим, на секундочку, Татьяна Александровна, что могло бы произойти, если бы мы… Хорошо. Можно спорить о где-то драконовских, тех вот ограничительных мерах, когда то же головотяпство, недалёкость некоторых представителей исполнительной власти на местах, которые подъезды заваривали, это глупость откровенная, понятно. Но куда бы мы… Мы б стояли сейчас в таком составе и обсуждали ли мы сегодня вот этот вот день? — спросил о чём-то непонятном, угадывающемся лишь интуитивно, Олейников. Ответы на путанный вопрос, конечно же, оказались формальными: да, согласились собеседники, они здесь стояли бы.
Я в тот момент поймал себя на мысли: а есть ли смысл в этом «студийном стоянии»?
Можно долго придумывать причины, почему эта «Большая неделя» не удалась. Часовой выпуск в прямом эфире вести непросто, управлять беседой шести участников та ещё задача, да и как уместить в программу итоги насыщенного года — неизбежно же спешное перескакивание с темы на тему… Но важно ли всё это, если результат оказался таким, какой он есть?
