В честь Всемирного дня свободы печати, который отмечался 3 мая, «Новый репортёр» задал несколько этических вопросов о текущей ситуации экспертам из разных стран. Так, ранее вышло интервью с узбекским медиаюристом, председателем Общественного совета союза журналистов Узбекистана Каримом Бахриевым. А сегодня мы публикуем интервью с казахстанской журналистской, медиаконсультантом Зариной Ахматовой.
Как вы думаете, какую ответственность несут журналисты (Казахстана и в целом) за то, что происходит и будет происходить?
— Думаю, что здесь как раз важно осознать, что несут и будут нести. За каждое сказанное и, что сейчас ещё важнее даже, несказанное слово. И я имею в виду сейчас в первую очередь моральную ответственность. Послушайте то, что говорят апологеты Кремля, и люди, которые поддерживают войну в Украине. Там практически не бывает никакой уникальной мысли, идеи или аргумента. Всё это — репликация пропагандистских тезисов, которые звучат из всех «облучателей», которые на полную мощность работают в России и за её пределами.
К сожалению, подобные вещи мы можем слышать от наших соотечественников, казахстанцев, которые каким-то одним им понятным способом находят возможность соотносить себя с агрессивной политикой соседней страны. Они цитируют соловьёвых, симоньян и прочих официантов российской пропаганды, иногда слово в слово, иногда отрывками, не отдавая себе отчёт в том, что мысли эти вложены в их головы средствами массовой информации. В этом смысле, конечно, важно понимать, что когда вы как журналист соглашаетесь на цензуру, то это ваша отложенная инвестиция не только в поддержку войны, на которой гибнут женщины, старики и дети, но и в возможность расширять границы этой войны.
Мне кажется, правда сегодня стоит, как в той сказке, — как соль, дороже золота и всех земных благ. Мы об этом говорили ещё в 2014 году, когда было понятно, что несмотря на весь экономический эффект, российское «соловьиное» телевидение надо отключать либо каким-то образом ограничивать вещание. В конце концов, сильно заинтересованные в этом могли бы его покупать для домохозяйств. Но у нас боролись с социальными сетями и ЖЖ, а российская пропаганда расцветала.
И это же стало очевидным, когда российские «консультанты» некоторых телеканалов по их собственным лекалам обличали активистов «земельных митингов» в 2016-м. Помню, как отправила политологу Досыму Сатпаеву ссылку на его интервью, которое вышло на одном республиканском телеканале, и поинтересовалась, действительно ли он клеймит активистов и условно «вражеские голоса»? Выяснилось, что интервью он давал на другую тему несколько лет назад и с точно противоположным месседжем, но волшебная сила монтажа попыталась из него сделать «своего парня».
Потом наши, с позволения сказать, журналисты-пропагандисты поехали в Россию восхвалять режим там. Все эти материалы на российских сайтах, разжигающие ненависть в адрес Казахстана, не готовятся симоньянами или соловьёвыми, большое количество некогда наших казахстанцев вполне успешно делают там карьеры.
Важно понимать, что это не обязательно какие-то экстремальные побеги за рубеж. Здесь, на местах, вполне можно быть полезным или ядовитым, соглашаясь с навязанными правилами игры, будь их авторами чиновники или пропагандисты извне. На мой взгляд, это и есть основная ответственность и опасность. Не бывает «ой, ну все же так делают, мы люди подневольные». Так это больше не работает. Либо ты участвуешь в том, что цензура вбивает твоего зрителя лопатой по голове в землю, либо нет.
Что может сделать журналист и вы в частности в текущей ситуации?
— Что касается меня, я много лет занимаюсь тем, что сначала пытаюсь следовать принципам профессии, а потом ищу работу. И даже если это звучит так себе, должна вам сказать, что работа всё равно найдется. А вот с душой и совестью так легко не получится.
Я помню, как, будучи редактором или шеф-редактором, я отказывалась даже от рекламных статей, которые считала нечестными, опасными или противоречащими морали и нашим страновым интересам. Думаю, все помнят сделку правительства с российским «Сбером», в рамках которой государственные услуги должны были перейти на российскую платформу вместе с миллионами персональных данных казахстанцев. Справедливым образом люди не были в восторге от этой идеи. Тогда сделку решили объяснить и распиарить на всех площадках, особенно тех, что заслуживают доверия. На наш сайт и меня в частности настойчиво выходили из нескольких агентств и ведомств, предлагая самим поставить цену материала. Мы тогда отказались. Видела эти материалы на многих площадках. Не прошло и полугода. И где сейчас «Сбер», и где эта сделка, думаю, объяснять не надо. Зато я знаю, что я в этом не участвовала, и моя редакция тоже. Можно, конечно, объяснять, что здесь мы своруем у бабушки, чтобы там рассказать про убийство, но лучше у бабушки тоже не воровать.
Возвращаясь к началу вопроса: я стараюсь участвовать в просветительских проектах, особенно тех, которые готовят журналистов, экспертов, публичных комментаторов. Сейчас важно уравновешивать повестку голосами компетентных людей, которые могли бы критически осмыслять происходящее. Пишу вещи, которые могут быть полезны моей аудитории. Если вы можете делать что-то, что сделает ваших читателей сильнее, делайте. Если вы можете объяснить старшим родственникам, — не агрессивно! — что происходит, делайте и это. Если можно включить «Евроньюс» вместо «России-24», не останавливайте себя. Не обязательно заниматься прозелитизмом и приставать к прохожим на улице. Но равнодушие теперь тоже — позиция.
Что делать, если усилий приложено много, а результата нет? Как вы справляетесь с бессилием и следующим за ним выгоранием?
— Мне помогают разговоры с единомышленниками. Ориентиры, которые всегда есть, — посмотрите, кто-то наверняка сделал что-то важное с точки зрения искусства или медиа, будучи в такой же ситуации или даже той, что похуже. Плюсы и минусы нашей цивилизации в том, что она много раз превосходила себя в жестокости и варварстве и иногда даже извлекала какие-то исторические уроки. Это знание если не целительное, то терапевтическое. Можно отступить и отдышаться. Побыть с близкими и родными. Не оценивать то, что вы делаете из позиции жертвы в сложные времена, а отложить оценки. Подумаете об этом после того, как перестанет штормить. Мне сильно помогает знание того, что всё пройдет. И это состояние тоже. Надо подождать. Перестать думать эту мысль временно. В конце концов, вспомните про «эффект бабочки». Ничего не бывает зря, и ничего не бывает бесследно. Поэтому не стоит из-за уныния соглашаться на конформизм. Это, конечно, моя личная позиция, я ею просто делюсь.
Должен ли журналист давать вторую точку зрения, даже если источник, который высказывает эту точку зрения, ангажирован? (Например, СМИ рассказывают про войну в Украине и вставляют ссылки на, скажем, РИА Новости.)
— Помню, когда произошла очередная эскалация конфликта в Нагорном Карабахе, мы собирали мнения с обеих сторон. И старились соблюдать паритет. В случае с Украиной и Россией вопрос сложнее. Я бы рекомендовала ограничиться официальной позицией «ангажированной», как вы выразились, стороны. Важны цитаты так называемых «значимых говорящих», тех, кто принимает решение. Когда Лавров рассказывает о ходе переговоров, это новость, конечно, но желательно её уравновесить точкой зрения противоположной стороны. Плюс надо понимать, что у государственных СМИ зачастую может быть информация, которой нет у независимых. Ну, к примеру, 21 февраля, когда Путин подписал после заседания Совбеза договоры о признании независимости ДНР и ЛНР, что фактически означало начало войны, это дали первыми государственные российские СМИ, которые были на той встрече. Понятно, что этой информацией надо пользоваться. Другое дело, что не стоит брать эмоциональные оценочные опусы российской пропаганды с рефреном про «где вы были восемь лет». В этом и заключается работа журналистов, особенно сейчас, и особенно наших, не принадлежащих ни к одной из стран конфликта: поиск информации, фактчекинг, анализ. Ну и плюс этические принципы, конечно, один из которых предписывает не способствовать войнам.
В России уничтожены почти все независимые СМИ. Как это повлияет на наш медиарынок, и повлияет ли? Что мы можем сделать, чтобы эффект не был негативным?
— Да, это печально. И это повлияет на нашу аудиторию, которая «кормится» российскими новостями. Им шлюзы закрыли, и наши люди теперь тоже будут видеть только однобокую картинку, в которой даже войну не называют войной. Я даже по своей ленте в Facebook вижу, как аккуратно пытаются продвигать повестку сторонники путинской политики. Выглядит это обычно так: «Нет, я конечно, Соловьёва не поддерживаю, но и Арестович, согласитесь, подозрительный». А тот факт, что про Арестовича она узнала, потому что хозяева Соловьёва напали на Украину, умалчивается. Все знают, что явная ложь не так круто работает, как искажение. А уже в последнем российская пропаганда чемпион. Вот теперь будет только «Россия-24». И если сейчас речь идёт об Украине, то это не значит, что «облучатели» не повернут против других стран. Ведь Украина не первая. Была Чечня, была Грузия. Везде враги и «недолюди». Машина российской пропаганды по выжиганию клейма на целых народах или каких-то группах людей очень и очень эффективна. Как мы могли судить, в наш адрес тоже уже нередко передают «приветы» языком ненависти и агрессии. Я против радикальных мер, однако я бы не запретила, но отключила российское информационное вещание такого типа. Это действительно вопрос информационной безопасности.
Что касается журналистов, мы можем обращаться к разным источникам, если готовим материалы об этой войне. В интернете их огромное количество. Независимые российские журналисты тоже пытаются говорить. Ещё пытаются.
Какое самое слабое место у медиа в ЦА, которое зависит не от внешних факторов, а от нас самих?
— Самое слабое место наших СМИ — подконтрольность государству (это внешний фактор). Но мы с этим долго соглашались, так что ещё и внутренний. Отдельно бы я сказала о системе, которая выстроена так, что в журналистике происходит депрофессионализация кадров. Технически они становятся более сноровистыми, живыми. А вот содержательно есть, конечно, с чем работать. Причин тому много — это, наверное, отдельный большой разговор.
Стоит ли использовать в качестве положительного героя персонажа, который публично поддерживает ценности, против которых выступает редакция?
— Зависит от героя, от случая, от истории. Я бы не стала здесь озвучивать точку зрения вне контекста.
