В середине февраля по новостным лентам стремительно разлетелась новость о «нападении в школе Петропавловска» — девятиклассник ранил трёх учеников кухонным топором. Правоохранители поспешили сообщить взволнованной публике, кажется, единственную подробность о нападавшем, которую знали: «По предварительным данным, несовершеннолетний Д. состоит на психиатрическом учёте». «Новый репортёр» рассказывает, как эту историю преподнесли журналисты, и в каком образе обычно предстают перед обществом люди с соответствующими диагнозами.
Журналисты не уставали приводить данные о вероятном психиатрическом статусе мальчика в каждом новом сообщении об инциденте, одновременно начиняя свои заметки эмоциональными характеристиками случившегося. Информагентство «Петропавловск.news» назвало происшествие «кровавым побоищем» и красноречиво рассказало об атмосфере в школе: «Дети, ставшие свидетелями “бойни”, не могут успокоиться. Девочки плачут. Трясёт и родителей, которые приходят забирать ребят с уроков».
«Сложно представить, какой ужас испытали дети, на которых напал сверстник с топором, и сколько потребуется времени, чтобы залечить физические и психологические раны», — так в середине материала автор внезапно решает поделиться с читателями собственными впечатлениями. Завершение заметки тоже звучит более чем волнительно: «Остаётся только надеяться, что дети выживут», — пишет корреспондентка. К слову, о степени тяжести их состояния автору на тот момент ничего не было известно.
Похожую риторику в своих рассказах об инциденте использовали и центральные СМИ — мы уже, в частности, писали о том, как в эфире КТК случившееся назвали «шокирующим ЧП» и «кровавой расправой», спровоцированной в том числе «страшной подростковой игрой». Эксклюзивными кадрами из учебного заведения поделился с аудиторией Sputnik Казахстан. В результате обычная с виду школьная лестница стала той, по которой «поднимался подросток, собиравшийся убить других детей». Именно так — не дожидаясь суда — журналисты описали намерения ребенка.
В репортаже Astana TV отдельно упомянули эмоции сотрудников учебного заведения: «В шоке от случившегося и персонал школы. Никто не ожидал от подростка подобных действий». А следом автор сюжета — передавая слова завуча о мальчике — зачем-то добавила: «Рос в неполной семье. Жил с мамой. Но был спокойным и неэмоциональным ребенком». Обвинение женщин во всём происходящем с их детьми, к слову, уже давно стало для некоторых казахстанских СМИ привычным способом объяснять непростые и многослойные темы.
И ситуация с несовершеннолетним Д. из Петропавловска на деле оказалась намного сложнее, чем его диагноз, воспитывающая в одиночку мать и некая интернет-игра. Спустя почти два месяца после инцидента заместитель прокурора области рассказал журналистам о самоубийстве, которое подозреваемый в насилии над сверстниками ребёнок пытался совершить три года назад и которое администрация школы практически проигнорировала. Кроме этого, стало известно о травле, которой мальчик подвергался в учебном заведении.
К сожалению, эти обстоятельства — способные, казалось бы, отчасти реабилитировать подростка в глазах широкой общественности — едва ли перекроют десятки февральских сообщений о «бойне» с участием ментально нездорового ребёнка. Закономерным итогом журналистской работы в данном случае стало лишь укрепление стереотипов об общественной опасности «таких» граждан.
Стигматизация людей, имеющих какие-либо ментальные особенности, — далеко не новый тренд в казахстанской журналистике. В новостных заголовках то и дело можно встретить соответствующие эпитеты: «Невменяемый мужчина напал на школьницу в Алматы», «Неадекватный казахстанец пытался изнасиловать двух школьниц в туалете», «Душевнобольной мужчина заколол знакомого в Жетысуской области», «В СКО психически неуравновешенный человек убил сводную сестру и её сына».
Иногда просто заявить о статусе человека, состоящего на психиатрическом учёте, журналистам недостаточно, и они начинают создавать атмосферу страха вокруг всего, что он делает: «террор устроил психически нездоровый односельчанин» — «мужчина устраивает погромы и нападает на женщин» — «средь бела дня сельчанин чуть не задушил мальчика» — «он разнёс весь дом — сломал мебель, разбил посуду, разбил все окна» — «сельчане боятся, что через месяц-два обидчик вернётся и продолжит терроризировать деревню».
В итоге главным вопросом каждой из подобных публикаций становится сакраментальное «почему этого человека до сих пор не изолировали?». В одной из заметок на портале 365info.kz автор трижды интересуется этим — сначала у официального представителя полиции, а затем у сотрудника центра психического здоровья. Кроме этого, корреспондентку искренне волнует, почему психиатры не контролируют своих пациентов «превентивно, когда они находятся на свободе».
И хотя специалист в ответ говорила о группах диспансерного наблюдения, реформе психиатрической службы и векторе на максимальную социализацию пациентов, ей едва ли удалось убедить журналистку в необходимости этичного отношения к «неадеквату» (главного героя текста называют только так).
Параллельно другие отечественные редакции пытаются формировать иную повестку вокруг людей с ментальными нарушениями. Еще в 2017 году Informburo.kz задался вопросом о том, «где корни предвзятого отношения к людям с психическими расстройствами в Казахстане». Автор разбора предположила, что сегодняшнее навешивание ярлыков связано с советской традицией, когда психиатрия ассоциировалась с карательным аппаратом для борьбы с политическими оппонентами. Врач-психиатр добавила, что «это в природе человека: он избегает и подвергает стигматизации то, что ему непонятно».
В том же тексте прозвучала, к слову, важная официальная цифра, которую авторы новостей про буйных «душевнобольных» предпочитают своей аудитории не сообщать — всего 1,5–2 % людей, состоящих на психиатрическом учёте, могут представлять опасность для окружающих. «Как правило, такие люди не агрессивны. Больше вероятно, что они сами могут стать жертвами», — объясняла врач-психиатр Республиканского научно-практического центра психического здоровья Айгулим Абетова в интервью «Радио Азаттык».
Доходчиво об истоках стигматизации высказалась и Алма Бекпан, директор семейного дома РУХ, где самостоятельно проживают взрослые люди с психоневрологическими заболеваниями: «Чаще всего родители и сотрудники спецучреждений нагнетают: рассказывают страшилки о таких людях, говорят только о трудностях, нередко оправдывая собственные промахи, нежелание работать и заниматься людьми с ментальными нарушениями», — заявила собеседница в комментарии для «Власти».
Страх в свою сторону чувствуют и сами люди, у которых диагностированы психические расстройства. «А вы знали, куда едете? Смелые… Обычно люди, когда узнают, что у нас у всех шизофрения, бегут отсюда, не оглядываясь», — так в 2016 году начала разговор с журналистами «Власти» Сания Карасёва, основательница приюта для людей с ментальной инвалидностью. Сегодня цитата Сании-апай, вынесенная в заголовок того пронзительного репортажа, звучит особенно актуально: «Кто в этом мире сумасшедший — мы или те, кто развязывает войны?»
С тех пор в СМИ появились десятки других историй про то, как люди с ментальными нарушениями восстанавливают свою дееспособность, начинают жить самостоятельно и обретают долгожданную «свободу». Несмотря на это, мрачный флёр вокруг госучреждений, где занимаются помощью таким пациентам, также не даёт им реабилитироваться в глазах общества.
В прошлом году на телеканале «Хабар 24» вышел красноречивый репортаж из Республиканского центра психического здоровья. Журналистка Вера Захарчук, прогуливаясь по кабинетам и коридорам центра, с сожалением отмечала «спартанские условия», в которых вынуждены находиться пациенты. И если отсутствие в палатах дверей по соображениям безопасности показалось ей оправданным, отсутствие кондиционеров в 30-градусную жару неприятно удивило. Захарчук поинтересовалась причинами такого положения дел у гендиректора центра и в ответ услышала: «Здесь опять-таки возникает вопрос с безопасностью — они могут его вырвать или залезть туда, а это электричество, это фреон…»
Железную посуду в небольшой столовой центра сотрудники тоже объяснили не скудностью финансирования, а необходимостью: «Стеклянную [посуду] мы не можем [использовать] — они могут разбить. Пластиковую тоже. Они могут её поломать и поцарапать себя». Гендиректору оставалось хвастаться лишь отсутствием решёток на окнах в палатах (в течение интервью он сделал это дважды), хотя съёмочная группа в итоге всё же нашла их в туалете центра.
Таким образом, в отечественном медийном пространстве катастрофически мало людей, способных встать на защиту пациентов с ментальными нарушениями. Мейнстримовые СМИ предпочитают собирать трафик на новостях об очередном «неадеквате», даже не предполагая, что объект их внимания, вероятнее всего, сам является жертвой унижающего его достоинство обращения. Об этом, к сожалению, не говорят и сотрудники пресловутых «психбольниц», до сих пор откручивающие ручки у дверей в душевую, чтобы пациенты не смогли создать хоть малейшую угрозу всеобщей безопасности.
