Каждого пятого ребёнка приёмные родители возвращают в детский дом. Большую проблему государство собирается решать. Документальный фильм «Рождённые сердцем», рассказывающий об этом, был на днях опубликован на YouTube-канале Salem Human. На мой взгляд, его авторы столкнулись с творческими проблемами, которые не смогли (а может, не посчитали нужным?) преодолеть, увлекшись доставкой до зрителя своего незамысловатого месседжа. Впрочем, очевидные достоинства у фильма тоже есть.
Кубик Рубика
Как-то я хвалил фильм режиссёра Сабины Сексембаевой под названием «Дети. Шымкент». И Сексембаева снова есть в титрах, вернее, в описании к ролику (как сейчас в YouTube принято) — теперь она обозначена вместе с Майей Искаковой «креативным продюсером». Я не знаю, насколько функционально пересекаются в традициях Salem Social Media режиссура и творческое продюсирование. Допустим, дело совсем не в терминах. Но вот совпадение: фильму «Рождённые сердцем» не хватает как раз крепкой режиссёрской руки, способной соединить эпизоды в налитое идейной тяжестью пульсирующее целое.
Без этой сильной авторской воли фильм предстаёт эдаким разобранным кубиком Рубика. Картина будто склеена из исходников на скорую руку под «горящий» дедлайн. Возможно, авторам не терпелось рассказать о проблемах детских домов, о душевных травмах их обитателей, о трагедиях семей, не прошедших испытания неподъёмной ношей, о нехватке внимания и мер государства. Ощущение, что фильм делался «с колёс», мимоходом: к примеру, авторы решили не отвечать на вырастающие там и тут маленькие вопросы, в идеале способные лучше раскрыть героев. Таких загадок осталось много. Например, сколько же всего приёмных детей в семье героического Мурата? Как (и насколько быстро) отогрелись в домашнем тепле души новых сыновей, воспоминания о первых страхах которых до сих пор вызывают у отца слёзы? Почему мы вдруг оказались на презентации его книги — а если она не важна, зачем мы там вообще побывали?
Когда видишь, как из сценарного массива отсекался недостающий теперь материал, позволяешь себе быть дотошным и автоматически находишь для него то самое «лишнее» место, которое, увы, в итоговой версии занято ненужным.
Зачем-то значительную часть фильма занимают воспоминания уже взрослого воспитанника детдома Руслана, давно живущего самостоятельной жизнью. Мне интересна его история; безусловно, перипетии его судьбы могут взволновать многих. Но я не понимаю, что эти подробности делают в фильме, потому что в конце картины зрителя подводят к сообщению о внедрении в стране обязательной «школы приёмных родителей» (курсы семейной подготовки, существующие в некоторых развитых странах). Сконцентрированный месседж фильма о проблеме отказников с помощью этого лишнего героя размывается до общей проблемы неустроенности воспитанников детдомов. В том самом эпизоде, в котором неравнодушные герои начинают говорить о проблеме возврата усыновлённых детей, вдруг появляется комментарий Руслана о том, как его «кинули» с зарплатой на стройке. Я могу только предположить, почему его чужеродная по смыслу реплика появилась именно в этом месте: фильм представляет собой склейку комментариев героев без закадрового текста. Эта особенность диктует одно важное условие — цикличность и регулярность появления героев, количество которых ограниченно, и зрителю постоянно напоминают об их существовании. Создаётся впечатление, что слова Руслана оказались в окружении высказываний на совсем другую тему из-за соблюдения этой формальности, но, к сожалению, в ущерб идейному стержню картины.
Этот изъян оправдан механикой этого вида документального кино, но его никак нельзя оправдать творчески: мысль о необходимости твёрдой режиссёрской руки родилась именно в тот момент.
И, конечно, вопросы мои на этом не заканчиваются. В начале фильма, посвящённого, как я уже говорил, трудностям усыновления и неготовности взрослых нести ответственность за свои решения, директор частного детского дома Марина Сугакова признаётся в благодарности родителям, которые до принятия детей в семью решают отказаться от этой затеи, подавая пример ответственного подхода к делу. Но после до самого конца фильма нам показывают счастливых родителей не менее счастливых усыновлённых детей.
Конечно, можно приветствовать желание создателей картины уйти от фальшивой игры на зрительских эмоциях и от чернухи, но это не тот случай. Я бы с удовольствием послушал тех самых несостоявшихся родителей, которые отказались принимать новых людей в семью заранее, либо вернули усыновлённых детей после первых разочарований. Потому что у них своя правда, и кто как не они знают об этой своей несправедливости? А тот судьбоносный поступок, возможно, до сих пор не даёт им покоя. Но об этих душещипательных и поучительных историях мы узнаём от других. От тех же образцовых родителей счастливых детей. Они нам пересказывают житейские трагедии, будто обращённые в притчи про «одну женщину», «одну семью», и эти истории можно начинать с «жили-были» — я не вижу разницы.
Нельзя сделать однозначный вывод о том, что истории эти, рассказанные третьими лицами, приукрашены. Дело в другом. Проблема ответственности взрослых людей и государства перед детьми, оказавшимися жертвами обстоятельств, — ключевая проблема фильма. И она здесь только обозначается, мы лишены возможности рассмотреть её под разными углами зрения, понять мотивы и ошибки людей, которые, безусловно, тоже пострадали в ситуации, ставшей и для них ужасным экспериментом. Эта недоговорённость порождает большие допущения в трактовках, вплоть до однозначно обвинительных толкований поступков, многие из которых, несомненно, начинались с самых лучших намерений. Вот одна из приёмных матерей рассказывает историю о некой женщине, хладнокровно решившей спустя два часа после приезда домой «сдать обратно» в детдом девочку из-за глупых предрассудков. Тема обозначена, безответственные людишки, выкладывающие благими намерениями дорогу сами знаете куда, заклеймены. И этого достаточно.
Удовлетворённость авторов таким схематизмом при отсутствии истинных «виновников торжества» — настоящих, противоречивых, обречённых на непонимание — тем досаднее, чем точнее было изначальное попадание в проблему возврата, уничтожения хрупкого детского счастья… Но с оговоркой: эту проблему надо рассматривать как следствие того, что с семьями не работают системно и на упреждение. Казахстанцы возвращают 18 % детей, говорится в титрах фильма. Этой поразительной цифрой (возвращается каждый пятый ребёнок!) и «рассказами бывалых» авторы фильма, к сожалению, ограничиваются. Эмоция получена, чего тебе ещё, зритель?
Образец для подражания
На днях моя коллега Анар Бекбасова в публикации на «Новом репортёре» написала о важной этической проблеме, которая неизбежно возникает при эксплуатации образа униженного, запуганного ребёнка в масс-медиа. Медиакритик Бекбасова высказала справедливое мнение о психологических травмах, которые могут наносить детям журналисты, напоминая о жутких ситуациях и выставляя их интимные трагедии на всеобщее обозрение — всё для того, чтобы усилить зрительское сопереживание.
К чести авторов «Рождённых сердцем», дешёвых приёмчиков вроде детских слёз и рассказов сквозь всхлипы в фильме нет и в помине. И с точки зрения соблюдения этических принципов это чуть ли не образцовая работа. Я не сомневаюсь в том, что интервью с каким-нибудь разочарованным, замкнувшимся в себе детдомовским мальчиком, которого через месяц жизни в семье вернули обратно к общим спальне, столовой, библиотеке и суровой дисциплине государственного или частного жилища, растрогало бы чувствительного зрителя до слёз. Может быть, и просмотров это прибавило бы. Но хвала креативным продюсерам (раз уж режиссёр в описании к ролику не заявлен) — устояли они перед искушением.
Другая сильная сторона фильма, как ни странно, связана с той самой схематичностью и скудностью выразительных средств. За 18 с половиной минут авторы успевают репликами шести героев обозначить главную и сопутствующую проблемы, сумев более-менее привести к балансу значимость каждой из «говорящих голов». Впрочем, этот минимализм вступает в конфликт с драматургическими законами: в фильме ощущается явная нехватка действия. Это фильм-справка, не предполагающий никакого развития ситуации или глубинного раскрытия героя. Меняющиеся локации здесь лишь формальность, на которую идут, чтобы «разнообразить» изображение на экране, но люди в этой выхолощенности обесцвечиваются до едва различимых фигур и присутствуют лишь как необходимое условие для озвучивания некой информации. Без особого ущерба для содержания фильма можно убрать половину из них — и смысл останется в целости и сохранности. С другой стороны, с этой «справочностью» приходится мириться, если вы не любите трёхчасовые фильмы, которые всё равно приходится пролистывать по активным тайм-кодам. И с некой утилитарной функцией оповещения о проблеме фильм неплохо справляется. Конечно же, я отдаю должное авторам, которые затронули непопсовую, злободневную тему и пытаются обратить на неё наше внимание.
И, может быть, цель оправдывает всё несовершенство средств, затраченных при её достижении. У фильма на видеохостинге незначительные просмотры, исчисляемые сотней-другой кликов (на момент публикации), и я могу сказать сейчас, растратив все свои претензии: не настолько он плох, насколько остаётся незамеченным публикой. Потому что за этим фильмом стоит реальная проблема и реальные человеческие трагедии. А это само по себе немало.
