Эксперты говорят, что Центральной Азии нет своего собственного информационного пространства и медиаповестки. О том, что это значит для нашего региона и как работать в таких условиях делать региональный контент — «Новый репортёр» поговорил с одним из продюсеров телеканала «Настоящее время» по Центральной Азии Каарманбеком Кулуевым.
— Каарманбек, во время недавнего вебинара для медиа Центральной Азии, который стал частью душанбинской MediaLab Internews, вы сказали, что своей собственной медиаповестки в нашем регионе нет. Что это говорит о Центральной Азии?
— Это говорит о том, что Центральная Азия на данный момент не является единым информационным пространством. Соответственно, у нас нет общего видения важности каких-либо вопросов в регионе. Нет своей региональной информационной повестки. Есть агломерация страновых повесток, которые кажутся общими только извне.
Скажем так, это как центральноазиатский плов. А что такое центральноазиатский плов? Нет такого плова. Есть самаркандский плов, пенджикентский, ташкентский — но именно центральноазиатского плова нет. Мы здесь, в Центральной Азии, это знаем. Но обывателю, например, из европейской части России, будет казаться, что плов и плов — он везде в Центральной Азии одинаковый, и у него в голове будет понятие некоего центральноазиатского плова.
Регионального информационного поля в Центральной Азии не просто нет — его, по большому счёту, никогда и не было. Вся необходимая для этого инфраструктура — массовое проникновение газет, радио и ТВ в жизни людей — всё это выпало на времена СССР и строилось как часть общего советского внутреннего информационного пространства. Его архитектура была специфической: о важных вещах всегда «говорит Москва», а местным республиканским СМИ была отведена роль вторить Москве — повторять её риторику на местных языках и с локализированными примерами, не более.
Распад СССР де-факто в этой модели мало что изменил. Первый канал и Россия-24 всё так же вещают на всю Центральную Азию. Именно там у нас узнают о главных мировых новостях. А местные республиканские СМИ — это опять же что-то местечковое на уровне «глава республики посетил область, там собрали хороший урожай». Чтобы не показалось, что я принижаю значимость местных СМИ. Местные СМИ в большинстве стран Центральной Азии прошли огромный путь и являются главным источником информации. Доверие к местным СМИ, как показывают различные исследования, больше, чем к российским. Но главная повестка местных СМИ – это внутристрановые новости. За пределами, например, Кыргызстана, кыргызские СМИ мало смотрят или читают. (Кстати исследование 2023 года Internews, проведённое при поддержке USAID, выявило, что жители Казахстана, Таджикистана и Узбекистана часто отдают предпочтение местным источникам информации — прим. ред.)
Понятно, что во всех республиках начали формироваться свои информационные пространства — страновые. Они есть везде. Их мы обсуждать не будем. Наш фокус — региональное информационное пространство. Так вот, оно у нас не сформировалось.
— Для чего нужно информационное поле?
— Для того, чтобы было пространство, где создаётся, распространяется и потребляется информация. У нас есть понимание двух моделей информационного поля — советской и западной. Советская модель служила целям государственной пропаганды — чтобы навязывать людям идеологию. Западная модель служит механизмом для общественного обсуждения проблем — чтобы люди не выходили на протесты и не совершали революции. При этом, для западной модели крайне важно, чтобы СМИ оставались независимыми, иначе они потеряют свою функцию места для обсуждений.
Воссоздание советской модели информационного поля для Центральной Азии — вопрос крайне спорный. Обычно у такой модели есть один авторитарный центр. Их не может быть пять. И какую именно пропаганду, а точнее чью версию нужно будет распространять? Что-то похожее делали на уровне СНГ, создав телеканал «Мир», но пока что никто не горит желанием копировать эту модель. Хотя Сердар Бердымухамедов, президент Туркменистана, во время саммита в Кыргызстане в прошлом году предложил какую-то региональную медиакооперацию в Центральной Азии, но кажется, никто это не воспринял всерьёз. (В последние годы с инициативами создать общее информационное пространство выступали президент Казахстана в 2022 году, президент Таджикистана в 2023 году — прим. ред.) Тем более на фоне информационного противостояния Бишкека и Душанбе из-за приграничных вопросов и закостенелой конкуренции за лидерство в регионе между Ташкентом и Астаной.
Европейская модель в нашем регионе пока что тоже не сильно прижилась. С одной стороны, из-за вечных попыток властей чрезмерно контролировать СМИ. С другой стороны, практически невозможно создать рентабельное независимое СМИ на рынке, где есть государственные гиганты, забирающие все деньги рекламодателей. Опять же, «европейская» модель возможна только в том случае, если на этом информационном поле действительно можно обсуждать серьёзные проблемы.
Единственное функционирующее для нас пока информационное поле за пределами своих стран — это остатки «всесоюзного» информационного пространства в виде российских СМИ. Поэтому всю информацию выше республиканского уровня — а это и мировые, и даже региональные новости — у нас потребляют в основном через те же российские «Первый канал» и «Россия-24». Поэтому все важные региональные новости ограничиваются сообщениями об эксцессах — революции, протесты и волнения — которые происходят «где-то там в Азии», а «в России всё хорошо». И этот информационный поток — односторонний. У Центральной Азии нет реальных возможностей ответить так, чтобы в России услышали.
Тот же самый теракт в «Крокусе». Таджикистан не смог ответить на риторику российских СМИ. Ну разве что была нота протеста, на которую мало кто обратил внимание. При этом российские телеканалы смотрят и в Казахстане, и в Узбекистане, и в Кыргызстане. Вот и получается, что мы живём на периферии российского информационного поля, но фактически не имеем там права голоса.
— Если региональной медиаповестки нет по естественным причинам, то может быть она и не нужна?
— Людям она всё-таки нужна. А именно сейчас, так уж сложилось, она нужна даже правительствам стран Центральной Азии. Другое дело – понимают это во властных коридорах или нет.
Информационное поле должно служить для обмена мнениями, чтобы поддерживать коммуникации. Это важно, чтобы минимизировать манипуляцию общественным мнением. Чтобы исключить обесчеловечивание друг друга. Вдвойне важно это делать тогда, когда между соседями есть действительно сложные вопросы. И втройне важно это делать тогда, когда уже есть предпосылки обесчеловечивания соседей ради каких-то выгод.
Даже просто для того, чтобы развиваться и расти, нужно знать и общаться с соседями, перенимать опыт, расширять горизонты и рынки. Необходимость в центральноазиатском региональном медиапространстве есть. Нет действенного механизма реализации.
Из-за того, что внутри наших стран зачастую всё ещё не налажен механизм рентабельной и стабильной работы независимых СМИ — в том числе и из-за слишком больших преференций для государственных каналов и попыток властей всё контролировать — вопрос о функционировании региональных СМИ вне советской модели на повестке не стоит. Но это только сектор классических медиа — телевидение, радио и даже интернет-порталы. Сектор новых медиа — это совершенно новое направление. И именно там постепенно начинается формирование центральноазиатского регионального информационного поля, и там же начинает появляться региональная информационная повестка. Правда, она временами достаточно неудобна руководствам некоторых стран ЦА, поэтому тут ещё предстоит увидеть, в какую сторону будет развиваться это новое формирование и будет ли оно устойчивым.
– То есть региональная медиаповестка есть, но она в соцсетях?
– Она там начинает формироваться. Я бы сказал, пока ещё только в зародыше. Пока ещё люди только начинают интересоваться друг другом, событиями друг у друга, только начинают обсуждать, спорить и — увы, но да — ругаться.
Если вы заметили, то последние несколько лет все правительства в Центральной Азии начали срочно менять свои законы о СМИ, чтобы начать как-то контролировать соцсети. Вызвано это тем, что именно этот сектор становится лидирующим в формировании настроения людей. И самое интересное — государственные медиа, на которые правительства тратят громадные деньги, в этом секторе оказываются самыми беспомощными, потому что им впервые приходится бороться на действительно конкурентном поле.
Где-то, кстати, уже начали подключать всякие силовые структуры — отсюда и аресты журналистов и блогеров в разных странах региона. Но сути это уже ничего не меняет: общественное обсуждение ушло в соцсети и мессенджеры, и властям будет сложно с этим что-то делать, особенно если это засидевшиеся чиновники советского образца, не понимающие особенности современных информационных технологий.
— Есть ли потенциал развития региональных проектов внутри Центральной Азии? Например, есть ли перспектива у таких инициатив, скажем, из Казахстана?
— Всё зависит от того, на чём будут базироваться такие инициативы. В наших странах довольно разная политическая инфраструктура, разная динамика, и власти по-разному реагируют на информацию и вообще по-разному взаимодействуют с медиа. Например, в Узбекистане был тренд: если у тебя есть проблемы, снимай видео, обращайся к президенту, и есть определённая вероятность, что произойдут изменения. В Таджикистане, если вы запишете такое видео, неизвестно, чем это обернётся. (В Таджикистане существует практика обращений граждан к мэру Душанбе — Рустаму Эмомали, сыну Эмомали Рахмона — прим. ред.) То есть, что работает в Узбекистане, не работает в Таджикистане или в Казахстане. Вот такая разная естественная среда. Но это только часть картины. Так же, как и разности у всех наших стран и народов, есть и схожести. Вот где-то между этими понятиями и появятся интересные региональные проекты.
Думаю, что нишевые проекты могут найти свою аудиторию в разных странах. Тут не нужно ставить самоцелью создание чего-то регионального. Не нужно насильно пытаться делать контент «для всех пяти республик ЦА». Проекты должны быть сфокусированы прежде всего на проблематике, а «региональность» в них должна быть естественной. Проект может начинаться локально, и постепенно, по мере роста интереса, его начнут смотреть в соседних странах и дальше.
— Как в таких условиях работает проект «Настоящее время. Азия»?
— Мы работаем очень хорошо. Знаем свои сильные стороны и недостатки. Телевизионный проект «Азия» на канале «Настоящее время» выходит уже довольно давно, а вот свой отдельный YouTube-канал у проекта появился сравнительно недавно. Мы зашли в достаточно хороший момент — сразу после этого появилась острая необходимость следить за новостями региона, в том числе и России, но именно с центральноазиатским фокусом — и мы эту нарастающую волну интереса очень неплохо трансформировали в просмотры.
Для примера, за прошлый месяц (апрель 2024 года) канал «Настоящее время. Азия» на Youtube собрал около 76 млн просмотров. Лидером русскоязычного информационного контента на YouTube является телеканал «Дождь», который в том же месяце собрал порядка 100 млн просмотров. А у нас 76 млн — и мы небольшой проект из Центральной Азии. У нас больше просмотров, чем у канала «Популярная политика» фонда Навального, чем у Варламова, у «Редакции», русской службы BBC, русской службы Euronews и т.д. То есть это очень достойный результат для YouTube-канала из Центральной Азии.
Кстати, наш канал «Настоящее время» — один из редких русскоязычных медиа такого большого калибра, где мнения жителей Центральной Азии систематически озвучиваются, а эксперты из нашего региона активно участвуют в обсуждении мировых событий. Это важно особенно сейчас, когда выходцы из Центральной Азии достаточно часто преследуются в России. Поэтому мы считаем себя очень нужным и достаточно успешным участником этого большого информационного пространства.
